Мир Анастасии Панайотовой

Мир творчества Анастасии Панайотовой, одного из ведущих мастеров современной болгарской графики, широк и многогранен. Образы соотечественниц, сцены народного быта, острые проблемы современности, события революционного прошлого, сфера лирических переживаний.  Этими и другими темами навеяны графические листы и серии, всегда поэтичные, бережно продолжающие традиции искусства своей страны.

 Признание к Панайотовой пришло уже с первыми значительными работами, где главной задачей, очевидно, было создание обобщенного и в то же время исторически определенного типа болгарки. Это ощущается в горделивом, величаво-эпическом спокойствии, которым художница наделяла своих героинь, и в том, как охотно прибегала она к «этнографии», воссоздавая обстановку старинных интерьеров эпохи национального Возрождения, народные одежды, находя ритмические и цветовые аналогии искусству крестьянской вышивки и ковроткачества, чеканки по металлу, резьбы по дереву, иконописи.

 С годами Панайотова постепенно освобождает образы от конкретных характеристик, однако свойственная ее творчеству органическая традиционность, чуждая какой-либо стилизации, не исчезает, а реализуется в иных качествах. Она как бы переводит взгляд с этнографических «отпечатков» на существо национального своеобразия, скрытое в душевной организации персонажей, проступающее в их повышенной, словно обнаженной духовности. Болгарская женщина становится для нее Женщиной Болгарии и Женщиной в самом высоком и емком смысле слова. Это отношение сказывается и в таких, казалось бы, исторически «привязанных» циклах, как «1923 год» и «Рабство и Освобождение» (посвященном столетию освобождения страны от османского ига).

 Эволюция образа происходит в согласии с изменением поэтики работ в целом: отказываясь от документальной буквальности, Панайотова трактует исторические конфликты как драматические и непримиримые столкновения несовместимых по своей сущности миров, столкновения, поднятые до трагического звучания.

 Обостренность эмоционального восприятия мира придает работам Панайотовой богатство психологической палитры. Уходя от бытописательства, она строит свои композиции последних лет на свойственных современному образному мышлению усложненных и опосредованных ассоциациях, аллегориях, символах, иносказаниях, неожиданных сопоставлениях разноплановых персонажей, вещей, явлений. Сквозь этот не всегда легкий для восприятия поэтический контекст проходят «вечные» сюжеты любви и доброты, печали и горечи утрат, неодолимость жизни, красоты и женственности, окрашенные неоднозначным мировосприятием современного человека.

 Постоянно волнует художницу загадка творчества: в раздумьях о нем рождаются образы Поэта с женщинами и птицами, многочисленные вариации на темы театра, музыки, балета, где авторские интонации становятся временами беспокойными, порывистыми. Одухотворенность определяет образную структуру и ее интерьеров и натюрмортов.

В шестидесятые годы Панайотова утвердила себя как один из крупнейших мастеров черно-белой и главным образом цветной автолитографии. Однако усложнение творческих задач, видимо, предопределило смену техники: по-прежнему охотно и увлеченно работает художница в литографии, но в семидесятые годы в ее творчестве преобладает перовой рисунок. Ясные и четкие штрихи различны по характеру, ширине, способу существования в предложенной графической структуре, но всегда наносятся быстро, уверенно, с какой-то безошибочной интуицией.

  Это не прием и не просто виртуозность опытного рисовальщика, но неподдельная творческая энергия, ищущая единственно возможную для себя форму.

В работах Панайотовой чувствуется причастность к очень широкому кругу идей и образов. Органично входят в ее творчество и до предела насыщенная драматизмом поэзия Марины Цветаевой, побудившая к созданию серии из десяти больших листов, и тема Великого Октября, воплотившаяся в графической сюите «Революция» (1977). Свое понимание историзма художница выражает здесь не только и не столько в точности исторических деталей, сколько в столкновении «уходящего» и «приходящего». Образная структура и сюжетные ситуации этих многоплановых композиций перекликаются с интонациями русской литературы  от «Двенадцати» А. Блока до прозы М. Булгакова и И. Бабеля; в драматичном и парадоксальном монтаже есть нечто от изобразительности С. Эйзенштейна и других мастеров революционного кинематографа. Эта перекличка представляется естественной и закономерной, поскольку все здесь  от замысла до последнего штриха - окрашено творческой индивидуальностью автора.

 Помимо станковой графики, Панайотова увлеченно работает и в книжной: акварельные иллюстрации к историческим повестям Ц. Лачевой «Мать бунтарей», В. Мустафи- чевой «Богомилы» и другим книгам являются бесспорными удачами в этой области. Ее творчество в целом отличают ясность и активность гражданственной позиции, острота художнического видения, раскованный артистизм графического языка, наконец, поэтичность и изящество, очень женственное по своей природе, но исключающее банальное «рукоделие». Работы Панайотовой уже давно завоевали признание и в Болгарии, и за ее пределами, в том числе в СССР, где они неоднократно экспонировались па выставках. Однако груз сложившейся репутации не давит на художницу, во всяком случае, она продолжает активные поиски новых тем и новых средств, тем самым еще дальше раздвигая границы мира своих образов. Кто знает, каким будет ее следующее слово...